Русские и татары Среднего Урала: опыт локального исследования идентичности
Нижнесергинский р-н Свердловской обл. (август-сентябрь 2008 г.) (Авторы А. В. Головнёв, Ю. В. Зевако)

В августе-сентябре 2008 г. исследовательская группа под руководством А. В. Головнёва в составе студентов-магистрантов истфака УрГУ Ю. В. Зевако, А. Е. Курлаева и А. С. Палкина проводила полевые работы в Нижнесергинском районе Свердловской области по проекту «Идентичность современного русского и татарского населения Урала: этнография и визуальная антропология».[1] Исследования проводились в 7 населенных пунктах: г. Нижние Серги (районный центр, 12 567 чел., в основном русские), г. Михайловск (центр муниципального образования; 10 538 чел., большинство русские, около трети татары), дер. Шарама (131 чел., 79 % татары), Уфа-Шигири (493 чел. 87 % татары), Урмикеево (783 чел., 98 % татары), Аракаево (379 чел., 93 % татары), Тюльгаш (545 чел., 99 % русские). Рабочими инструментами исследования были «беседник» (перечень основных тем, включая жизненные ситуации и мотивации, деятельностную схему, этнические ценности и позиции самоопределения), анкета из 22 вопросов, фото- и видеокамера. Сочетание глубокого интервью, наблюдения (с эпизодической фото- и видео фиксацией) и блиц-анкетирования позволяет, с одной стороны, создать индивидуальные этнографические портреты собеседников, с другой, статистически формализовать их позиции.

По берегам рек Серги и Уфы русские, татары и башкиры живут в соседстве несколько веков. По местным преданиям, с башкирскими племенами связывают свои корни жители Аракаево (потомки терсяков) и Шокурово (потомки упейцев); к мигрировавшим после взятия Казани в 1552 г. за Урал татарам возводят свои генеалогии многие жители Уфа-Шигири. Русские начали массово селиться на Серге после заключения в 1742 г. Акинфием Демидовым договора с башкирами на приобретение земель для строительства заводов (Верхнесергинского и Нижнесергинского). В демидовских вотчинах (Нижегородской, Тверской, Галицкой, Людиновской, Ромодановской, Нудовской) на заводы набирался работный люд, среди которого преобладали выходцы из Ромодановской вотчины, именовавшиеся гамаюнами (то ли по прозвищу князей Ромодановских, то ли за «громкую» манеру общения).[2] С сергинских заводов, купленных у Демидовых Михаилом Губиным, в 1805–1808 гг. направлялись рабочие на строительство нового завода, названного по имени владельца Михайловским.[3] Наряду с заводчанами-гамаюнами, с середины XVIII в. в крае обосновались русские переселенцы из Пермского края, прозванные «пиканниками» (за то, что ели пиканы и/или делали из них дудки[4]).

С давних пор и до сего дня жители сергинской и михайловской округ помнят свои «племенные» различия. Между потомками башкир и татар разных деревень отмечаются особенности в одежде, украшениях, стиле поведения. Например, за жителями Аракаево закрепилась репутация людей высокого уровня образованности и культуры (ввиду их близости к железной дороге, частых поездок в города), за жителями Шокурово — реноме закрытости, агрессивности, склонности к разбоям и междеревенским побоищам (Уфа-Шигири). В Урмикеево люди быстрые и словоохотливые, в Акбаше — драчливые, в Шокурово — шокур-бур ‘шокуровские воры’, в Уфа-Шигири — степенные и набожные (Аракаево). В Аракаево любят погулять и выпить, в Уфа-Шигири даже на свадьбе не пьют, в Акбаше люди предприимчивые и богатые, а в Шокурово все еще совхоз держится (Урмикеево).

Русские гамаюны-горожане подчеркивают свои отличия от пиканников-селян; со своей стороны жители Тюльгаша отмечают: «Мы — деревни — пиканники, а в Михайловске и Нижних Сергах — там всё гамаюнье начинается». Кроме того, гамаюны-михайловцы различаются с гамаюнами-сергинцами, называя их «зобанами»; первенство в «гамаюнстве» михайляне утверждают гербом города с изображением мифической птицы Гамаюн. Михайловскую сторону в Нижних Сергах иногда называют «Татарией», и сами русские жители михайловской округи говорят: «живем в татарах» (Михайловск, Тюльгаш). Правда, со слов татар, из числа русских именно михайловские избегают смешанных браков: «Михайловские русские редко женятся на местных татарках. Именно михайловские не женятся. И наши тоже не выходят замуж за михайловских» (Уфа-Шигири). Окрестные татары видят настолько существенное различие между михайловскими горожанами и другими русскими, что иногда говорят: «Гамаюны и русские — разные» (Урмикеево), хотя сами михайляне убеждены, что «гамаюны и русские — это одно и то же» (Михайловск).

Несколько семей татар-новокрещенов с середины XVIII в. заселяли вместе с русскими пиканниками Тюльгаш, называвшийся первоначально Байны (от тат. бай «богатый»)[5]. Татары торговали продуктами животноводства, промыслов и домашних ремесел в русских селениях, поддерживая партнерские отношения с отдельными жителями (бэлэш урус — ‘знакомый русский’), которые «защищали своих знакомых татар» (Уфа-Шигири). Однако до середины ХХ в. русские и татары, несмотря на соседство деревень (10–15 км друг от друга), общались редко: «До войны… никто не учился среди русских, так как не умели разговаривать, только единицы понимали русскую речь» (Уфа-Шигири). Браки между татарами и русскими были редки и осуждались: «Если на русской женился — это вообще считалось как-то... позором, как-то не общались с такими... раньше» (Аракаево). Размыванию общинных границ и налаживанию межэтнического диалога способствовало колхозное строительство[6], участие фронтовиков в Великой Отечественной войне, расширение заводских мощностей в конце 1950-х гг., предполагавшее мобилизацию местных трудовых ресурсов. В 1960-е гг. в городских школах появились дети из окрестных татарских деревень, где русский язык преподавался как иностранный. «Мы в то время по-русски не умели говорить совсем... Родители наши совсем не знали по-русски» (Аракаево). Словами учениц тех лет, «в Михайловск я уехала учиться... совсем плохо говорю... меня обзывают “татарка-татарка-татарка”... а я и похожа была на татарку» (Аракаево); «мы боялись русских... в школе ходили почти по стенке, лишь бы нас русские не задели... они могли и обидеть, и стукнуть... разные ведь люди были — и хулиганистые» (Уфа-Шигири).

Тогда, полвека назад, появление татар в русском городке выглядело нарушением устоявшегося этнического порядка, и дети незамысловато выражали общее беспокойство. По воспоминаниям старожилов, однажды и взрослые русские (женщины) проявили недовольство, собравшись на городской площади: «“Почему татары сюда приезжают жить? Вот квартиры вы им даете да работу даете”. Пошли русские женщины бунтовать напротив горсовета. А там им говорят: “А что вы бунтуете? Башкиры возьмут и выгонят вас из этой земли”. Все, бунт быстро разошелся... такое было при нас... но сейчас нет такого» (Уфа-Шигири).

Эпизод этнического напряжения был снят этническим же аргументом и потому быстро и убедительно разрешился (заочно можно отдать должное толковому чиновнику и вменяемым гамаюнкам). Этническое «право» откликнулось в местной исторической памяти цепью событий, включая сделку Демидова с башкирами, и оказалось равноправием. Подобные случаи-притчи служат фольклорным инструментом межэтнического согласования: ничто другое так надежно не предупреждает конфликта, как история такого же конфликта с неловким финалом.

Анкетирование школьников показало, что, при некоторых сложностях взаимной адаптации, юные татары и русские впитали этнический иммунитет предков и взвешенно судят о средствах «избегания национальных конфликтов» и «поддержки добрых отношений между представителями разных национальностей»: «Лучше просто не вступать в конфликты, уступать во многом, быть всегда с ними добрыми, на праздники дарить подарки, помогать во всем» (татарка, с. Акбаш); «общие проблемы, общие интересы, решение общих проблем, помощь друг другу» (русская, г. Михайловск); «взаимопонимание и общие интересы» (русский, г. Нижние Серги); «знание языка — приятно удивляешься, когда твой знакомый русский знает твой язык» (татарка, г. Михайловск), «помощь друг другу, уважение национальных мероприятий» (русский, п. Красноармеец). Татары Михайловской округи сегодня воспринимаются русскими и чувствуют себя не национальным меньшинством (нацменами по терминологии советского времени), а полноправными участниками локального этнодиалога, не принуждаемыми и не побуждаемыми к какой-либо ассимиляции.

Исследование показало, что деление местных жителей на русских и татар — лишь один из слоев идентичности. На локальном уровне разные группы потомков русских гамаюнов и пиканников, башкир, уральских и волжских татар по-прежнему осознают себя общинами с сохраняющимися особенностями расселения, быта, говора, социальных ценностей, брачно-родственных ориентаций. Судя по всему, независимые мотивы формирования этих общин, самобытный уклад хозяйства и культуры надолго предопределили их самостоятельность. Многие горные страны (Альпы, Карпаты, Кавказ, Памир) выделяются культурно-языковым многообразием малых сообществ; Урал не столь выразительно, но вполне определенно подтверждает эту специфику коммуникации в «сложных пространствах». Исторически этому способствовала и локальная замкнутость общин-заводов, сосредоточенных более на внутреннем производстве, чем внешнем общении, вроде перекрестных праздничных гостеваний или поездок на ярмарки. Относительная автономия общин-селений сдерживала их смешение (нередко подкрепляемое эндогамными предпочтениями) и создавала основу умеренного диалога, в котором каждая община обладала своим голосом и имиджем. Возможно, именно на этой основе сложился отмечаемый многими местными жителями и внешними наблюдателями тон взаимного уважения различных по происхождению, религии и языку сообществ — «уральская толерантность».

Сдержанно-уважительное отношение к иной культуре и иной общине — проекция отношения к себе, однако оно не имеет ничего общего с безразличием. В отдельных эпизодах кажущееся равнодушие сменяется обостренным вниманием, например, к мигрантам-азербайджанцам в Нижних Сергах. В этом измерении отчетливо проявляется уральская (региональная) идентичность: все «местные» (русские, татары, башкиры и другие) осознают свою близость не столько в сопоставлении друг с другом, сколько в отношении к «приезжим». Впрочем, региональная общность обозначается и в ряде мировоззренческих измерений, например, толковании понятия «родина». На вопрос анкеты об ассоциациях со словами «Урал» и «уральский» как русские, так и татарские подростки в подавляющем большинстве ответили: «родина», «родной край», «любимые горы», «самая красивая часть России», «то, что мне близко», «мой дом».

В ходе полевых исследований нам довелось быть свидетелями неординарного события — выездного заседания комиссии ЮНЕСКО в деревне Уфа-Шигири 19 августа 2008 г. Идея открытия клуба ЮНЕСКО в небольшом уральском селении связана именно с уникальностью локальных межэтнических отношений, сложных своим многообразием и простых в своей сбалансированной устойчивости. Опыт многовековой «народной дипломатии», оцененный экспертами ЮНЕСКО как достояние мировой культуры, достоин изучения как с позиции теоретической этнофеноменологии, так и в качестве актуальной практики.
 

---